Мишки очень любят мёд

Ло Инь (羅隱 833-910 гг.), поэт заката эпохи Тан и начала эпохи раздробленности, не сдал экзаменов, и не смотря на это всё же получил государственную должность, но удержаться на ней не смог. Это нормально для Китая, когда поэт идёт служить, потому что поэт в Китае не только поэт, но ещё и госслужащий. Ему ли было не знать кухни госслужбы? Знающий не говорит, говорящий не знает. Вот и по сию пору филологи не сходятся во мнении, что же такое хотел сказать Ло Инь в нижеприведённом стихотворении. Особенно в последнем его стихе.

Стихотворение "Пчелы"《蜂》

不論平地與山尖    無限風光盡被占

Bùlùn píngdì yǔ shān jiān    Wúxiàn fēngguāng jǐn bèi zhàn

Regardless of flat ground [] or mountain peaks    The infinite scenery [] is all occupied

採得百花成蜜後    為誰辛苦為誰甜

Cǎi dé bǎihuā chéng mì hòu    Wèi shuí xīnkǔ wèi shuí tián

Picked a hundred flowers [] after honey     For who? hard work [] for who? sweet

[] -- цезура.

без разницы где в долинах в горах ли 
бескрайнее море цветов облетая
без устали пчёлы взяток собирают
без мёда останется кто-то едва ли

Хочешь жни, а хочешь куй...

  Особое место в китайском мистицизме всегда занимали волшебные существа и среди них; неупокоенные души умерших, лисы-оборотни, даосы-колдуны, а также волшебные животные, вероятно, доисторические тотемы, такие как дракон, феникс, цилинь и прочие. Похожий зоопарк существует и в европейской культуре, с некоторыми существенными отличиями. Остановимся чуть подробнее на двух из них.

Во-первых, неупокоенные души в переводе с китайского обычно называются демонами, а не привидениями, как следовало бы ожидать. Отличие происходит от того, что в рамках концепции души в китайской религиозной традиции неупокоенной остаётся исключительно зловредная часть прежней человеческой личности, и то, по счастью, не всегда. Если правильно похоронить покойника, разумеется. Привидения же суть невинные жертвы и ведут себя по-разному. Кроме того, само существование привидений категорически отвергается авраамическими религиями, чего не скажешь о демонах. Эти хотя бы упоминаются в священных книгах. Просто надо запомнить, что под демонами здесь всегда подразумеваются именно неупокоенные души, гуй (鬼).

Что же касается европейских привидений, то ближе всего из китайской мифологии им приходятся бессмертные существа сянь (仙). В частности, феи сяньну (仙女), выполняющие по совместительству роль местных божеств, что обычно для анимизма. Бессмертные происходят от смертных людей и относятся к области народных преданий и суеверий, как пережитки анимизма.

Во-вторых, если в европейских сказках волшебные существа со временем всем скопом были отнесены к разряду нечисти, то в Китае они могут быть и положительными персонажами, хотя в среднем их роль амбивалентна. За исключением злых гуй, хотя и с ними тоже можно поладить. Компаративистские исследования фольклора народов Дальнего Востока и Сибири указывают на то, что такая амбивалентность волшебных существ сохраняется со времён неолита. По этой причине их всегда было удобно использовать в метафорическом ключе, они подходят на любой случай. Любопытно, что в процессе эволюции китайских сказов реалистические персонажи не оставались неизменными, но напротив претерпели сдвиг от амбивалентных до положительных героев, а злодеи среди них унизились до уровня жалких подонков общества и третьестепенных персонажей. В результате, злодеи большой величины остались исключительно волшебными существами, хотя прежде таковыми могли быть и вполне реальные и даже исторические фигуры. Впрочем, здесь можно заметить некоторые параллели с европейским фольклором.

Глава седьмая. Черновик.

Из Пушкина по Лермонтову

Парус чайкой одинокой
Возвышается над джонкой.
Режет нос её волну,
Указует путь купцу.
Рыщет он меж городами —
Прицениться их дарами:
Тут задёшево купить,
Там задорого продать.
Всё придирчиво осмотрит,
На пол-ляна цену сбросит
И возьмёт к себе на борт
Чай, зерно, шелка, фарфор.
Он не терпит разговоров,
Но ведёт подсчёт доходов —
С тем покинул край родной,
С барышом придёт домой.

Пятнично-ночное

Поскольку события сказа происходят в начале XVIII века, мы старались не использовать в нашей работе слова, вошедшие в русский язык заметно позже петровской эпохи, чтобы поместить перевод на ту же глубину в прошлое, что и оригинал, и не раздражать читателя неуместными неологизмами, однако избегая и откровенных архаизмов тоже. Исключение составили термины, обозначающие китайские реалии, здесь мы либо прибегали к варваризмам, снабжая их сносками, по мере надобности, либо же использовали заимствованные слова, укоренившиеся в русском языке в XIX—XX веках. Следует отметить, что не все заимствования попали в русский язык напрямую из китайского, в некоторых случаях они пришли к нам через посредство других языков. В речь крестьян внесено небольшое количество узнаваемых просторечий и диалектизмов русского языка, так как и в оригинале они говорят на сычуанском диалекте китайского, сильно отличающимся по лексике как от сучжоуского, на котором ведётся основное повествование, так и от пекинского, путунхуа, который лишь в ХХ-м веке утвердился в качестве официального китайского языка. Таким образом, публика в Сучжоу должна была воспринимать повествование как нормативную речь, в то время как диалоги персонажей звучали бы как провинциальное просторечие. Что же касается грамматики и фразеологии, то мы не нашли веских причин для их стилизации под петровскую старину, учитывая затруднения, с которыми в противном случае столкнулись бы читатели, поэтому они вполне современные. Когда фразеологизмы оригинала не вызывают недоумения у читателя, они приводятся в дословном переводе, либо же в слегка адаптированном виде. В тех же редких случаях, когда нет возможности избежать дословного перевода непонятных китайских фразеологизмов, их смысл разъясняется в сносках.

Глава шестая. Черновик.

Братия тягаются за задницу, или Уроки китайского 六.二

Десять с лишним лет назад один мой родственник собирался в эмиграцию и раздаривал свою домашнюю библиотеку. Я припозднился, всё действительно интересное уже разобрали, мне осталось собрание сочинений Дж. Лондона, которого я ещё в детстве и юности почти всего прочёл, и как-то не тянет перечитывать, тяжеловат он мне теперь кажется, не напрасно он так вот поступил в конце, да ещё какие-то книжки, из которых я прочёл только одну, вот эту самую. Никогда прежде не попадал мне в руки подобный, экстремальный материал.

Там не так много, на самом деле. В основном, различные изводы и редакции, от монастыря к монастырю и даже от страны к стране, с переводом на латинский, польский, белорусский, украинский (уже конец XVII-го века) языки, устава князя Владимира. Как поясняется в комментариях, на самом деле, устав этот был составлен ещё ранее, чем в XI-м веке, а назван именем Владимира Красно Солнышко ради красоты. В уставе перечисляются компетенции церковного суда, а так же всякого рода (включая сексуальные) преступления, иногда с соответствующими готовыми наказаниями, в виде штрафа, чаще всего. Но для данного сообщения всё это не имеет никакого значения. От извода к изводу переходила запись, смысла которой я понять не мог (подчёркнуто красным на картинке). Грешным делом я полагал, что это связано с тем, что нынче не велено произносить. Ещё и потому, что сей вид сексуальных преступлений нигде более не упоминался, хотя перечислялась и такая экзотика, как связь кума с кумой, отдельно от прелюбодеяния как такового, при том, что они не родственники, вообще-то. Однако рукав с рукавом не сходился, как говорят китайцы про это, и мне пришлось навести справки.

Выяснилось, что "братиа тѧжюсѧ ѡ задницѣ" (примерное произношение¹: братиа та^нжюса^н о задницээ) переводится на современный русский язык как "два брата (либо "братья", непонятное мне окончание) имеют юридический спор о дележе наследства в виде движимого имущества умершего отца". Что, в общем-то, логично.

тѧжюсѧ -- тягаются, судятся (отсюда тяжба, а также тангаж, тангенс и тент)

ѡ задницѣ -- о движимом наследстве (о том, что осталось за покойником)

Тут нечему удивляться, прошла тысяча лет, даже слова, которые сохранили почти прежний вид, поменяли свой смысл. Удивительно, что братиа ещё более-менее понятно, хотя их тоже можно спутать с монахами, но монахи имущества не имели и наследство не получали. Это была преамбула, которую я уже где-то писал, но склероз не позволяет вспомнить где, а случай позволяет повторить, ибо не грех. Кстати, тот самый грех я в уставе так и не нашёл, что само по себе доставляет.

_____________________________________________

¹ в современном русском языке отсутствует звук, передаваемый буквой ѧ (юс малый), более того, его реконструкция на конкретный момент времени дискутируется из-за быстрой эволюции этого звука в нынешнюю "я", но в XI-м веке его эволюция ещё точно не закончилась.

Амбула. Переведя, наконец-то, спустя год, наверное, всё руки никак не доходили, письмо Юй Сюаньцзи, я решил глянуть одним глазком в интернеты, на предмет того, а нет ли уже переводов этого стиха. У Гитовича не было, это точно, да и не могло быть, учитывая в какое время он творил и репутацию поэтессы. И вот что я там обнаружил:

Нависают, угрозу тая,

Скал уступы над горной тропой.

Я беспечно под ними иду,

Мои мысли полны тобой.

 

Тает лед. Ручеек вдалеке,

Слух лаская, бежит с высоты.

Словно пики заснеженных гор,

И желанья и мысли чисты.

 

Не желаю я песен пустых,

Хмелем вешний лечить недуг;

Брошу в шахматы ночью играть,

Проводя с гостями досуг.

 

Наш союз - долговечней сосны,

Клятву верности свято храним.

Наших уз никому не разъять - 

Мы едины чувством одним.

 

Пусть мне было совсем не легко

Коротать эту зиму одной,

Но я верила: встретимся мы

Под сияющей ярко луной.

 

С кем посланье отправлю тому,

Кто так медлит вернуться назад?..

Я тоскую. И капельки слез

На строке стихотворной блестят.

"Кто так медлит вернуться назад?.." Кто ушёл? Куда? Кто куда идёт? С кем? В чей зад? Бля, уж лучше бы Гитович. Тот был благородным мужем, ведь, как говорил Учитель, если не знаешь как пишится иероглиф, то оставь пустое место, а не придумывай свой. Вот так и Гитович, просто пропускал непонятные места или заменял их пустышками. А тут:

Пить сегодня не буду,

Я и так ебанутая.

Возвращайся к обеду!

Твоя дура надутая.

Конечно, тут сказывается статус переводчиков. Ведь если Гитович был хотя и третьеразрядным, но всё же профессиональным литератором, и писал, наверняка, по заказу, т.е., его снабжали более-менее адекватными подстрочниками и рецензировали результат, то автор сего опуса был чистым любителем.

Басманов М.И., российский дипломат-китаист, поэт и переводчик китайской поэзии, как любезно сообщает портал, где я позаимствовал сии вирши. Беда Басманова не в том, что он не знал языка, с которого переводит (Гитович тоже не знал), а то, что он думал, что знает. Я не сомневаюсь в том, что Басманов превосходно знал китайский язык, но я также уверен и в том, что он знал не тот язык, на котором писала Юй Сюаньцзи. Задница заднице рознь. От Юй Сюаньцзи нас отделяет ещё большая временная пропасть, чем от баснословного Владимира Красно Солнышко.

Взять тот же иероглиф 相 из прошлого поста. Гугл переводит его на русский то как "взаимно", то как "фаза". На английском ещё больше вариантов, и они ещё более бесполезны. Один из вариантов этимологии иероглифа говорит, что изначально это была картинка плотника, разглядывающего древесину в поисках подходящей заготовки. Ну... в каком-то смысле фаза рабочего процесса плотника. "Остановись мгновение". Однако без специалиста тут не обойтись. И лучше, чтобы это ещё и китаец был. Я обратился к цензурируемой Энциклопедии Байду, это не Вики, туда нельзя просто так постить всякое.

“相思苦”不仅使用了衬托手法，而且通过句内顶真更加强了相思苦况的表达，成为贯穿全诗的感情线索和结构枢纽。

Пишет Байду, ссылаясь на 霍松林主编．古代言情赠友诗词鉴赏大观：陕西人民出版社，1994年08月第1版：第410页

"Трудность" стиха 不愁行苦苦相思 заключается в повторе иероглифа 苦. Эти два иероглифа не усиливают смысл, как можно было бы предположить, но между ними располагается цезура, как, впрочем, и во всех остальных 11-ти стихах этого стихотворения, на том же самом месте, между четвёртым и пятым иероглифом. Басманов по неизвестной причине эту цезуру игнорирует и относит 苦 исключительно к пути, но не к ментальному состоянию лирической героини. Она у него выходит беспечной шахматисткой, в то время как в оригинале она зафиксирована на горьких думах: “相思苦”. У Басманова она в финале тоже заплакала, но неизвестно от чего. Затосковала просто. "В сортире было утопился, да не спустил, затосковал". Шахматы надоели, видать, и пить бросила. А тут ещё мужик куда-то запропастился. 

На портале про Басманова пишут: Он хорошо знал китайскую историю и поэзию, и прилагал очень много труда, чтобы "слагать в стихотворной форме" произведения поэтов Танской и Сунской эпох не с подстрочника, а прямо с оригинала. Но фиксированная цезура, это же обязательная фишка поэзии упомянутых эпох! Далее там же читаем: По свидетельству Н. В. Захаровой (востоковед-филолог, переводчик-референт), Басманов исключительно трепетно относился не только к тому, чтобы его перевод точно передавал оригинальный текст стиха, но и к его художественному оформлению, используя при этом собственные коллекции китайских гравюр и вырезок из художественных журналов. Т.е, вырезки из художественных журналов в работе Басманова более ценны, чем сами его переводы. Охотно верю. Прям так и представляю его с ножницами и высунутым языком.

Грешно, конечно, прикалываться над умершим человеком, да ещё и с героической биографией, но я-то не прикалываюсь. Я бы прикалывался, если бы кавалер двух орденов Отечественной войны, ордена Красной звезды, ордена Дружбы народов, обладатель "Знак почета", ордена МНР "Полярная звезда" и медали "За вклад в укрепление дружбы между Китаем и Россией" писал бы для дома для семьи, а не публиковался бы в гос. издательствах тиражами в десятки тысяч экземпляров.

У меня и претензий нет к этому человеку, который, по ходу, себя уже не контролировал. Претензии есть к редакторском коллективам, в частности, издательства "Художественная литература". Можно себе представить, как это было. Приходит к вам графоман, дедушка в орденах, да ещё и правительственный чиновник. На самом деле, посольская крыса, но не важно, связи-то есть, а они всего важней в позднем СССР. "Печатайте, -- говорит, -- ничего подобного люди ещё не читали". Что ж, с этим трудно не согласиться. Ну вы и тиснули тиражом 25 тыс. экземпляров сборник стихов поэта-любителя. Тиражи-то тогда были большие. Радует то, что теперь эту книжку не достать. Подозреваю, что большую часть тиража тупо уничтожили за невостребованностью, остальную благодарные читатели поменяли в пунктах приёма макулатуры на талоны на "Трёх мушкетёров". Печалит, что творение сиё просочилось в сеть. В этом и претензия к редакторам: если кому придёт в голову сделать нормальный перевод, ему же придётся оправдываться, откуда такие расхождения с "классикой" перевода. А оно ему надо? Совсем же плохо то, что люди введены в заблуждение этой слащавой, тупой и уродливой хуйнёй, у них создалось превратное представление о классической китайской поэзии.

Уважаемая редакция!

Вы не преступники, нет. Вы обыкновенные подонки слабохарактерные. Только и всего, вот и все мои к вам претензии. Вам же даже не надо было отвечать за что-то недозволенное. Достаточно было просто отказать, сославшись на план и непрофильность. А вы и этого не решились сделать.

Подражая Гитовичу, или Уроки китайского 六

«То, что мы с тобой всю жизнь называли верлибром, оказалось вольным стихом».

Анекдот про двух филологов

Юй Сюаньцзи, архивное фото

Китайская поэтесса Юй Сюаньцзи (魚幼薇) жила в середине IX-го века нашей эры, в эпоху Тан. Сведения о её жизни, включая даты рождения и смерти, получены из ненадёжных источников, поэтому я их подробно не расписываю. Не смотрите на то, как уверенно они подаются в Википедии. В этой неопределённости нет ничего удивительного, учитывая то, как давно и скандально жила наша героиня. От неё осталось 50 стихотворений, включённых в антологию классической китайской поэзии ещё в эпоху Мин, что позволило им в эпоху Цин избежать печальной участи иных, некодифицированных, литературных трудов. Вот эти сведения уже более-менее надёжные. Нижеприведённое стихотворение, не исключено, Юй Сюаньцзи написала своему мужу Ли И (李億) (учёный псевдоним -- Цзы Ань (子安)) во время своего путешествия в даосский монастырь, в который она якобы была им сослана по навету старшей жены. Впоследствии Юй Сюаньцзи отрубили голову. Ещё раз подчеркну, что всё сказанное легко может оказаться поздним вымыслом. Даже сама Юй Сюаньцзи вполне могла бы быть литературной мистификацией. Женщины в то время вообще редко писали стихи. Учитывая же, что... Ладно, я эту гипотезу разверну в другом тексте.

Привожу оригинал, поскольку он ценен ещё и своею графикой. Пять иероглифов повторяются дважды: 石,行,苦,相,遠 (камень, ножницы, путь, горечь, выбор (смотреть 目 на дерево 木, шутники, bl), вдали от). Причём первые четыре появляются уже в первом двустишии (один дважды), задавая тему, а пятое дважды во втором. В четвёртом двустишии использован 盟, а в следующем 日 и 月 уже по отдельности. Предпоследнее двустишие с последним рифмуется на 時 -- 詩 (время -- стихи); оба слога звучат одинаково (ши), за исключением тона. Кстати, все двустишия заканчиваются на "шипящий" + i. Змея просто. "Нефритовый лик" мужа 玉姿 (юй цзы) не только созвучен его прозвищу Цзы Ань, но и графически схож с ним: 子安. Ну и выделенный финал: 一首詩, как подпись. А также многое другое, чего я не вижу или не упомянул.

春情寄子安

山路欹斜石磴危    不愁行苦苦相思
冰銷遠澗憐清韻    雪遠寒峰想玉姿
莫聽凡歌春病酒    休招閒客夜貪棋
如松匪石盟長在    比翼連襟會肯遲
雖恨獨行冬盡日    終期相見月圓時
別君何物堪持贈    淚落晴光一首詩

Весенние приветы Цзы Аню.

Тропа по горным склонам коварна камнями
ступени из камней скользят под ступнями
но меня беспокоит не путь
а сердечная муть

в журчании ручьёв с далёких ледников
я слышу твой ровный уверенный слог
вершины светят снегами
твоими глазами

держись в стороне от песен весенних не в меру
и от вина не в меру и в раннюю пору
не зови сволоту
на ночную игру

любовь моя не катится камнем по склону
а тянется горной сосной к небосводу
где крылья двух пташек
сомкнутся навек

я ненавижу быть одной
особенно в пути зимой
но я идти готова до следующей весны
на встречу с тобой
под полной луной

какой подарок
мне в письмо вложить
чтоб солнца блеск
в слезах моих
проник бы
в этот
стих
?

С одной стороны 一 да, .... С другой, время было суровое, и мужа особо винить рука не поднимается. Подумаешь, одной женой в хозяйстве меньше, одной больше, никто и не заметит. Мирское дело.

Продолжение.

Праздничное, или Уроки китайского 五

Ни дня без праздника.

Сказанное в особенности касается жанра пинтань, в котором сочетаются чтение поэзии и пение под аккомпанемент музыкальных инструментов, в целом называемое таньцы (彈詞), с декламацией прозаических текстов в лицах, а также другие виды сценического искусства, такие как конферанц, кукольный театр, клоунада, демонстрация приёмов боевых искусств, а то и просто импровизация, неподвластная какому-либо определению, не говоря уже о диалогах с публикой, способных непредсказуемо изменить ход представления вплоть до инициирования потасовок в зале и за его пределами.

......

Ничего более об авторе мы сказать не можем. От него не сохранилось ни имени, ни какой-либо другой личной информации, что было обычным для незнатных сочинителей. Неизвестно и точное время создания рукописи. Несмотря на инициальную формулу в начале сказа «в стародавние времена», помещающую события в неопределённом прошлом, далее автор проговаривается и даёт прямое указание на момент действия сказа: «пятьдесят третий год блистательного правления Канси (康熙)», что соответствует 1715-му году от РХ. Очевидно, что это нижняя граница даты написания, верхняя же грубо оценивается нами по стилистическим особенностям фразеологии концом XVIII-го столетия.

........

Нам также ничего не известно о прототипах героев сказа, ни о литературных, если принять гипотезу раннего написания, ни о реальных, если таковые существовали. Персонажи сказа, по большей части, люди крестьянского сословия, поэтому они не могли оставить после себя никаких следов в истории, хотя некоторые исследователи указывают на содержащиеся в тексте сказа аллюзии с широко известной «сектой Белого лотоса» (白蓮教). Нам они кажутся надуманными. В любом случае, эту гипотезу нельзя проверить, поскольку нет никаких исторических свидетельств о «Белом лотосе» на время действия сказа; от последствий массовых репрессий секта оправится и вновь заявит о себе несколько позже, а к тому времени, как следует из текста, часть героев погибнет, другие покинут Китай, оставшиеся же вернутся к своему прежнему, малоценному для памяти потомков, существованию.

Что же касается песенной части сказа, таньцы, то она, в основном, переведена нами в прозаической форме, оставлены только небольшие стихотворные фрагменты, для сохранения аутентичности. Мы исходили из того обстоятельства, что без музыкального сопровождения незамысловатые рифмованные строки, да ещё и в переводе, не представляют для современного читателя никакой эстетической ценности. Кто, кроме школьников, читает ныне романы в стихах?

Перевод с китайского песни без слов. Черновик